Кладбища под Семеновской

ЯВЛЕНИЕ: Промзона на месте старого кладбища героев 1812 года.

ОПИСАНИЕ: На месте Семеновского кладбища сейчас располагается промышленная зона, ограниченная ул. Золотая, проспектом Будённого, Четырехдомным пер. и Семеновским проездом.

ПРОПАВШЕЕ ХОЛЕРНОЕ: На карте издания Городской Думы 1890 г. напротив Семеновского кладбища обозначено отдельное холерное кладбище. По всей видимости, расположение его соответствует 10-й улице Соколиной Горы. На третьем фото кладбище в путеводителе Кушнерева 1914 г. Холерное кладбище на нем уже не обозначено.

ЗАБЫТОЕ КЛАДБИЩЕ ГЕРОЕВ: После 1812 года часть территории Семёновского кладбища была выделена для погребений героев и воинов Отечественной войны 1812 года. Семёновское кладбище было закрыто для захоронений к 1946 г. и полностью уничтожено в 1966 г. Останки никто не перезахоранивал, даже останки героев войны 1812 г. Кладбище просто сравняли бульдозером.

ЗАВОД НАД КЛАДБИЩЕМ: Сейчас на этой территории завод “Салют”. Вот то, что тут было сделано: 1962 год — освоение серийного производства реактивного двигателя Р-15Б-300 с тягой 11 200 кг генерального конструктора С. К. Туманского, который устанавливался на самолёты МиГ-25 и его модификации; 1972 год — освоение серийного производства реактивного двигателя АЛ-21Ф с тягой 11 250 кг генерального конструктора А. М. Люльки, который устанавливался на самолёты Су-17, Су-20, Су-22, Су-24; 1984 год — освоение серийного производства реактивного двигателя АЛ-31Ф с тягой 12 500 кг генерального конструктора А. М. Люльки, который устанавливался на самолёты Су-27 и его модификации.

ПРОБЛЕМЫ С НАСЕЛЕНИЕМ: Видимо неспроста и сейчас идут народные волнения. Москвичи – жители Лефортово, многие ежедневно ощущают непонятный гул и химический запах. Жители домов по ул. Боровая понимают источник – это завод Салют, проводящий испытаний реактивных двигателей. Воздействие на селитебную территорию района Лефортово в форме сверхнормативного шума, облучения инфразвуком и отравления выхлопными газами. В интернете даже есть сайт, который так и называется – “салюту точка нет”.

ИСТОРИЯ ПОТЕРЬ И ВОССОЗДАНИЯ: К началу XXI века территория кладбища разделена на две неравные части проложенным по нему Семёновским проездом с трамвайными путями. С северо-западной стороны от Семёновского проезда на части территории кладбища разбит парк, в земле которого и сегодня можно найти остатки могильных плит. А с юго-восточной стороны от Семёновского проезда находится большая часть бывшей территории кладбища, включающая и бывшее Военное кладбище — захоронения погибших героев и воинов Отечественной войны 1812 года, где сегодня размещаются корпуса и цеха ФГУП «ММПП „Салют“». В начале 1990-х годов Храм Воскресения Христова на бывшем Семёновском кладбище был передан Русской Православной Церкви, восстановлен из руин, и сегодня в нём регулярно проходят богослужения. 12 сентября 2011 года Московская городская дума решила превратить бывшее Семёновское кладбище в военный мемориал. Обращение Союза краеведов России о прекращении строительных работ на территории бывшего Семёновского кладбища и об увековечении памяти захороненных там российских воинов рассмотрено на совместном заседании двух комиссий — по культуре и массовым коммуникациям и по делам общественных объединений и религиозных организаций. Поскольку часть территории кладбища не застроена, депутаты решили, что имеются все основания для придания этой территории статуса достопримечательного места с последующим возведением мемориала.

МОГИЛЫ ИЗВЕСТНЫХ ЛЮДЕЙ: Историк А. Т. Саладин в 1916 году писал: «Памятники Семеновского кладбища более чем просты, почти бедны, надписи на них не будят никаких воспоминаний». Несмотря на то, что здесь имелось несколько могил довольно известных и высокопоставленных людей, кладбище никогда не считалось престижным местом захоронения. Белопольский, Аполлон Григорьевич (1820—1883) — философ. Белоусов, Иван Алексеевич (1863—1930) — поэт, писатель, москвовед. Вильде, Николай Евстафьевич (1832—1896) — артист московского Малого театра. Жерве, Владимир Константинович (1833—1900) — генерал от инфантерии, участник Крымской и Русско-турецкой войны 1877—1878 годов. Згура, Владимир Васильевич (1903—1927) — искусствовед, историк искусства, москвовед, после был перезахоронен на Преображенское кладбище. Мелхиседек (Паевский) (1879—1931) — архиепископ Енисейский и Красноярский (в миру Паевский Михаил Львович), после был перезахоронен на Преображенское кладбище. Мушников, Михаил Николаевич — московский купец, на средства которого был выстроен Храм Воскресения Христова на бывшем Семёновском кладбище. Никанор (Кудрявцев) (1884—1923) — епископ Богородский (единоверческий) викарий Московской епархии (в миру Кудрявцев Николай Павлович), настоятель Московского Никольского единоверческого монастыря. Полежаев, Александр Иванович (1804—1838) — русский поэт. Сергиевский, Александр Алексеевич (1802—1877) — протоиерей, первый настоятель Храм Воскресения Христова на бывшем Семёновском кладбище. Сергиевский, Николай Александрович (1827—1892) — протопресвитер Успенского собора в Кремле, настоятель университетского храма мученицы Татианы и профессор богословия, логики и психологии Московского университета. Сикстель, Константин Васильевич (1826—1899) — генерал-лейтенант, начальник артиллерии Московского военного округа. Сильвестр (Братановский) (1871-1932) – архиепископ Калужский и Боровский. Цеймерн, Николай Карлович (1800—1875) — русский генерал-лейтенант, участник Кавказской войны. Цеймерн, Гликерия Алексеевна (09.05.1785 — 17.01.1853) — начальница Сиротского приюта при Московском Воспитательном Доме

РАССКАЗ ОЧЕВИДЦА: В. Кардин: “Кончилась война, разметавшая людей во все концы. Мобилизованные некогда москвичи – кто уволившись из армии, кто выписавшись из госпиталя – возвращались домой. Мир нес облегчение и надежды.Когда радость долгожданных встреч и первые заботы по обустройству миновали, начали вспоминать о родных могилах – тех, что оставались без присмотра эти тяжкие четыре года. Тут-то выяснилось: иные могилы исчезли. Бесследно. Вместе с кладбищенскими участками. Москвичи обивали пороги в разных учреждениях, но так и не удостаивались внятного ответа. Присутствуя иногда при таких домашних разговорах, я держался в стороне и не открывал рта. Мне было известно кое-что относительно темы, лишавшей сна многих. Но предпочитал молчать. Не потому, что был обязан хранить тайну – просто язык не поворачивался. На фронт я уходил из знаменитого Института истории, философии и литературы – там учились будущие знаменитые поэты: Александр Твардовский, Семен Гудзенко, Юрий Левитанский, – оттуда же вышел Александр Шелепин, “Железный Шурик”, будущий председатель КГБ. Через несколько дней после начала войны многих наших студентов, и меня в том числе, вызвали в комитет комсомола и объявили мобилизованными на рытье котлована для большого авиационного завода. Дали адрес и – завтра без опозданий к восьми утра. Меня, не отличавшегося общественной активностью, по чистой случайности назвали одним из бригадиров. Это было особенно нелепо: родившийся в Москве и выросший на московском асфальте, я редко соприкасался с лопатой. Но не отказываться ведь, когда идет война и город полнится дурными вестями. Раз надо, будем копать землю. На заводе нас встретили радушно, дали лопаты и повели… на кладбище. Оно начиналось прямо за оградой и терялось где-то в зеленой дали. Задача формулировалась достаточно просто – рыть котлован и не обращать внимания на могилы. То есть, как – “не обращать”? А так! Война. Нужны боевые самолеты. Предстоит расширять завод, возводить новый корпус…Мы рыли с утра до вечера в дневную смену и с вечера до утра в ночную. Днем жара, но и ночью дышать тяжело. Рыли старательно, пытаясь подавить внутреннюю растерянность. Лопаты сокрушали гробы. Вместе с землей в тачку попадали кости, черепа, куски истлевшей ткани. Иногда в гробах обнаруживали клады – стеклянные банки с драгоценностями и золотыми монетами. Мы вызывали дежурившего неподалеку милиционера и передавали ему находку. Чтобы представить себе душевное состояние ребят-землекопов, приведу один лишь эпизод. Приятель-однокурсник Жора неожиданно бросился на меня с занесенной над головой лопатой. Но так же неожиданно замер. Обнял: “Прости, нервы сдали”. Мне почему-то запал в память этот случай. Хотя Жоры давно нет – погиб на фронте. Как и большинство моих сокурсников…Сознание безотчетно фиксировало какие-то странности. Но не пыталось их осмыслить. Почему, когда котлован еще не окончен, нас перебрасывали на другой участок, в другой конец кладбища? Мы снова рыли могилы, где хоронили многими десятилетиями. Иной раз останки лежали в два-три слоя. Но и очередной котлован не завершали – приступали к новому.Всякий раз, выполняя свои бригадирские обязанности, я задерживался после работы. Приходил молчаливый десятник. Покуривая, делал замеры, что-то писал в своем блокнотике. Однажды он вдруг разговорился. Попросив не передавать услышанное ребятам.Оказалось, вырытые нами котлованы закапывали другие бригады таких же работяг, как мы. Но почему? Зачем? Было мобилизовано большое количество молодых москвичей, преимущественно студентов. А у руководства нет уверенности в строительстве нового корпуса. Не исключено, что завод предстоит эвакуировать… “Как же кладбище?” – неуместно спросил я. Но ответа не удостоился. Докурив папиросу, десятник сказал лишь, что мы – ребята старательные. Глядишь, когда-нибудь нам сгодятся землеройные навыки. Мне они сгодились осенью сорок первого. Мы, солдаты без году неделя, рыли шурфы на Ленинградском шоссе и закладывали взрывчатку. Мой армейский стаж куда длительнее землекопного. Начав ратный путь солдатом к северо-западу от Клина, я кончил его капитаном на подступах к Праге, радостно встречавшей советские полки. За четыре года хватало всего. И пролитой крови, и гноившихся ран. Хватало и потерь среди однополчан. Век пехотинца недолог… Вспоминал ли я о Семеновском кладбище? Нет. Не до того было. Не хотел вспоминать и потом, слушая разговоры об исчезнувших захоронениях. Но чем дольше жил, возвращаясь мыслью к войне, тем определеннее делалось отношение к нашей “землеройной” самоотверженности. Государство не заботилось о людях – живых и мертвых. Не готовилось всерьёз к войне. Даже крупнейших оборонный завод не имел четкого плана на случай боевых действий. И, не имея его, на авось ликвидировал кладбище, где поколения москвичей хоронили своих близких, возложив эту бессмысленную, безбожную работу на молодую ребятню, готовую на любой труд ради помощи своей стране в роковой час. Потом, словно спохватившись, власть вспомнит о прошлом, попытается уважительно говорить о нем. Введут погоны. Слово “офицер” перестанет звучать ругательством. Но советский офицер не будет гарантирован ни от мата, ни от зуботычин начальства. Нравственный урон не восстанавливается. Как не восстанавливаются разоренные могилы, кощунственно уничтоженные кладбища. Это символы беспредела. Это звенья гибельной цепи. Разорвем ли ее когда-нибудь?”

16 © Moskva-X.ru